РОССИЯ:

ГЕНЕЗИС И ОРГАНОН САМОСОЗНАНИЯ

Центр гуманитарных научно-информационных исследований ИНИОН РАН ведет подготовку изданий, посвященных анализу специфики формирования и раскрытию содержания самосознания России. Учитывая, что вокруг этой проблемы сегодня ведется немало дискуссий, споров и предлагается множество ее решений, представляется полезным обратиться к фактам, определявшим процесс самопонимания Россией самой себя и своей роли в истории.

Не меньшее значение, чем факты, имеет теоретическое их объяснение на основе концептуальной интерпретации как происходивших сдвигов в российском самосознании, так и сформировавшихся относительных его констант.

1. Генезис российского самосознания

Проблема самосознания России подчас полагается эфемерной, не имеющей реального основания. Человек обладает сознанием как потоком его духовной жизни; здесь знание себя непосредственно, а понимание его содержания воспринимается как момент этого потока. Со-знание, т.е. знание своей духовной принад-лежности к некоему общему социальному знанию, делающему возможной коммуникацию, комфортное взаимодействие, может полагаться как нечто данное, существующее “всегда”, как отражение специфики константных естественных условий жизни и объективных исторических обстоятельств.

Специфика самосознания, однако, отчетливо обнаруживается в ходе социальных переломов, распада традиционного кода общественного бытия. В этой ситуации выявляется специфический механизм самосознания – его особая рефлексия, двойное отражение окружающей действительности, не присущее сознанию.

Сознание – это простое отражение, данное знание реальности. Знание субъектом себя также кажется непосредственным образом данным индивиду. В условиях крупных переломов человек утрачивает привычные ориентации и стремится выработать и усвоить новые. При этом он не только фиксирует реальность, но и оценивает ее с точки зрения возможностей своей исторической судьбы и сохранения своей идентичности, своей подлинной сущности. В зависимости от того, как определяет себя индивид, он либо принимает социальную реальность, либо отвергает ее. Самоопределение здесь обретает ценностный приоритет перед реальностью. Так возникает рефлексия самосознания как отражение реальности через призму ценностного понимания субъектом самого себя. В рефлексии самосознания реальность интерпретируется через призму приоритета бытия субъекта перед бытием иных реалий окружающего мира.

Так самоопределение нации как основы социального самосознания обусловливает ее новое отношение к реалиям окружающего мира, мира иных этносов и наций. Окружающий мир, получая отражение в самосознании, обретает различную нравственную окраску. В зависимости от приоритетов самосознания, он наделяется качествами, которые определяются как благо, добро или зло. Эти новые определения социальной реальности детерминируют характер и направленность массового поведения. Из приоритетов самосознания масса получает знание того, какое ее поведение является правильным, а какое неправильным. А определение приоритетов самосознания становится ключевой задачей духовных лидеров, идеологических вождей.

Направленность исторического движения в переломные эпохи во многом зависит от того, как духовные лидеры определяют приоритеты социального самосознания. Этот аспект роли личности в истории подчас остается в тени. Между тем здесь коренятся истоки “неожиданных” поворотов цивилизационного развития. Вместе с тем правомерно ставить вопрос и об исторической ответственности духовных лидеров: они формулируют приоритеты социальной жизни, принципы самосознания, которые становятся кодом массового сознания. При этом прежние принципы жизни не исчезают полностью, а уходят “в тень”, живут в сумерках жизни. Историческая память содержит в себе все, что было опробировано в общественной жизни. В любой момент скрытые коды общественного поведения могут всплыть на поверхность и начать свое действие.

В этом смысле исторические формы самосознания – это и прошлое, и настоящее, и будущее, т.е. некая константа жизни.

Россия пережила ряд крупных сдвигов в своем национальном самосознании. Каждый сдвиг определялся инициативой правителей, утверждавших новый код бытия народа, изменяющего траекторию исторического движения.

Первый фундаментальный сдвиг происходит в Х в. в результате перехода Руси от язычества к христианству. Языческие боги – Перун, Хорс, Даждь-бог, Стрибог и др., определявшие осознанные формы зависимости человека от природных стихий, теряют свою абсолютную власть над характером социального поведения. Приоритеты обретают определенные нравственные, социальные свойства самого человека, а осмысление зависимости от них приводит к их сакрализации. Ключевую роль в этом переходе сыграл князь Владимир, который сделал исторический выбор между мусульманством, иудаизмом, католицизмом и православием в пользу православия. Этот выбор был сделан вопреки некоторым личным склонностям князя. Владимир имел несколько жен и, кроме того, как утверждает летописец, огромное количество наложниц. Между тем он выбирает православие, которое ставило достаточно жесткие рамки половой распущенности.

Христианство определяет приоритет нравственных качеств человека как фактора цивилизационного развития. Оно предопреде-лило осознание духовной связи Руси с Византией как Вторым Римом, вечным городом, восприятие цивилизационного кода ее бытия в качестве исторического ориентира, которому необходимо следовать. Принятие христианства находит свою материализацию в формах образа жизни и нормах социального поведения, в архитектуре, иконописи, в освоении грамотности, в создании письменных памятников культуры, в социальном сознании народа, превратившись в одну из констант исторического развития России.

Второй крупный сдвиг происходит в конце ХV в. Его ключевой фигурой следует считать Иоанна III, который определяет себя в качестве государя всея Руси. Это самоопределение изменяет характер исторического бытия страны: московское княжество становится центром собирания русских земель, центром притяжения удельных княжеств. Московское княжество превращается в национальное великорусское государство.

С падением Византии и бракосочетанием Иоанна с племянницей Софьей Палеолог оно становится цивилизационным ориентиром православного мира, Третьим Римом. Этому соответствует и изменение духовного освящения верховной власти. Власть теперь находит свое основание в высшем божественном промысле, а не в отчине и дедине. Московский государь становится царем, самодержцем, наделенным высшим правом государственного и духовного суждения о вечной истине жизни. На печатях государства появляется византийский герб – двуглавый орел. Соответственно осуществляется изменение государственного права: только царь получает право управлять финансами Москвы, чеканить монету, вершить суд в Москве и прилегающих к ней регионах по важнейшим уголовным делам, вести переговоры с иноземными государствами.

Принятие цивилизационной ориентации во многом предопределило евразийскую специфику России, ее связь и коренное отличие от Золотой Орды, с одной стороны, и расширение форм взаимодействия с Западом при четком понимании существующих различий в духовных ориентациях, – с другой. Освящение власти и решение ключевой проблемы цивилизационной ориентации и утверждения государственной и духовной независимости, проявлением которой стало право никому не платить дань, открывают новые траектории развития. Вместе с тем характер самоопределения становится истоком формирования специфичес-ких противоречий. Наиболее рельефным их проявлением стала опричнина, введенная царем Иоанном IV (Грозным).

Опричнина – это конкретное выражение несовместимости обожествляемой верховной власти, самодержавия и исторически сложившихся прерогатив боярской думы (родовой аристократии) и местного управления.

Опричнина – это преднамеренное обособление, самовыделе-ние в качестве реального механизма высшего суда и наказания всех подозреваемых в оппозиции сакрализованной власти. Здесь каждый, претендующий на власть, считается потенциальным носителем “измены”. Верховная власть в лице самодержца видит в себе гарантию мира и порядка жизни и соответственно требует беспрекословного политического и духовного повиновения. Она оказывается органически не способной к добровольному принятию принципа разделения власти.

Бескомпромиссность является логическим следствием после-довательности проведения идеи божественного происхождения са-модержавной власти. Перед ней должна преклониться любая иная – частная политическая, экономическая власть.

Этот код государственного поведения, получивший свое материальное воплощение в опричнине, становится кодом поведения любой деспотической власти в России. В определенной степени он имеет иррациональный характер.

Не случайно проф. В.Ключевский, рассматривая борьбу царя с боярством в период опричнины, отмечал, что обе стороны не могли ни удержаться от этой борьбы, ни объяснить себе ее причины, сказать из-за чего они борются. Это явление повторяется на исторических поворотах России вплоть до второй половины XX в.

Третий сдвиг в российском самосознании происходит в
ХVIII в. под непосредственным влиянием Петра Великого. Хотя преобразовательная деятельность Петра казалась лишенной всякого плана и последовательности, а самое решительное влияние на ход и порядок реформ, их темп и приемы оказывала война, нельзя не заметить, что существовало общее исходное начало всех петровских преобразований. Его можно определить как деструктивное отношение к традиционному цивилизационному коду России, освященное принципом европеизации. Однако европеизация осуществлялась в евразийских рамках. Ее символом может служить иконостас, на вершине которого, там, где должен располагаться творец, Бог Саваоф, мы видим лик царя Петра Великого с нимбом в виде Розы ветров. Западничество становится составляющей российского самосознания. Оно сыграло огромную практическую роль, позволило преобразовать армию и создать флот, открыть возможности для социальной мобильности, создать новые механизмы государственной машины, распространения научных знаний, подготовки профессиональных кадров, сформировать инфраструктуру, дать мощный толчок развитию промышленности и торговли, заложить основы империи.

С тех пор лидеры кардинальных преобразований в России обычно надевают на себя историческую маску Петра Великого, хотя далеко не всем и не всегда она помогает получить заметные позитивные результаты.

Четвертый сдвиг в самосознании России связан с марксизмом-ленинизмом, с именем И.В.Сталина, который к ментальности марксистского западничества прибавил специфическую составляющую, и она, с одной стороны, выводила на политическую поверхность низы общества, исторически отстраненные от верховной власти, а с другой – актуализировала комплекс опричнины. Низы в качестве нового верховного священного судьи внесли в государственную практику стереотипы общинного сознания, перевернувшие вверх дном исторически утвердившиеся в России правовые сословные представления, легализовавшие уравнительную социальную психологию. Реализация этих принципов закономерно требовала ограничения непосредственной демократии, порождавшей хаос и борьбу всех против всех, абсолютной властью Самодержца нового типа. И он возник. Так парадоксальным образом сработала константа российского самосознания.

Невиданная ранее социальная мобильность, всеобщий доступ к образованию, принципиальное равенство всех и во всем дали могучий толчок развитию, ощущение реализации высшей социальной справедливости и вместе с тем легализовали монопольное обладание социальной истиной верховным правителем, вождем, что породило применение тотального насилия, вмешательство во все сферы жизни личности, всеобщий контроль, схожий с надзором в лагере специального назначения.

Эта амбивалентность и порождает противоречия общественного сознания, испытывающего, с одной стороны, ностальгию по обществу высшей справедливости, а с другой – общий страх перед его всепроникающей системой контроля и надзора.

Перестройка, начатая в 1985 г., содержала в себе претензии на осуществление такого сдвига в российском самосознании, который призван был обновить все его содержание с помощью “Нового мышления”. Речь шла об инициировании всемирного движения за перестройку сознания на основе универсальных ценностей, открывающих путь к разоружению и всеобщему миру, искоренении глупости и зла, обеспечении огромного ускорения социально-экономического развития страны, утверждении гласности, создании образцового общества свободы и права. Реализация этой идеи должна была возвысить М.С.Горбачёва над любой, самой великой личностью в истории. Однако в итоге произошел неприятный конфуз, отбросивший великую страну, ставшую сверхдержавой, на положение державы, стоящей перед миром с протянутой рукой.

Один из ближайших помощников М.С.Горбачёва, утверждая, что последний совершил “исторический подвиг”, следующим образом расшифровывает содержание этого подвига:

 – он разрушил тоталитарный режим;

 – он дал народу свободу самому выбирать путь развития;

 – он открыл населению возможность войти в “общее русло” современной цивилизации;

 – он сделал больше, чем кто-либо для прекращения “холодной войны”;

 – ему мы обязаны тем, что окружающий мир начал видеть в нас “нормальных людей”1).

Практически перед каждым из этих утверждений можно поставить большой знак вопроса.

 – Можно ли считать подвигом разрушение тоталитарного режима, если при этом была задана инерция разрушения государственности страны, а вместе с тем и низвержение ее с уровня сверхдержавы на уровень державы второстепенной?

 – Можно ли утверждать, что народу была дана возможность самому выбирать путь развития, если ни по одному из ключевых проблем выбора социальной системы и государственного устройства не было проведено референдумов, а если они и проводились, то их результаты не принимались во внимание?

 – Что на деле может означать возможность войти в “общее русло” современной цивилизации, скажем, для научной и технической интеллигенции страны, лишенной даже простой возможности нормально работать? Остается одно – бегство на Запад. Но реализация такой возможности означает интеллектуальное истощение России.

 – Очевидно, что прекращение “холодной войны” по-горбачёвски привело к потере государством всех завоеваний, достигнутых в результате великой победы во Второй мировой войне. Соответственно аналитики утверждают, что это означает грандиозное поражение российского государства.

 – То, что мир начал видеть в нас “нормальных людей”, это весьма сомнительно. Россию теперь повсюду за рубежом представляют “новые русские”, которые встречают далеко не однозначную реакцию.

Одной из основных особенностей идеи перестройки оказалась ее очевидная цивилизационная неопределенность. Разрушая исторически сложившиеся ориентиры самосознания, она не дала практически определенных позитивных ориентиров для России. В результате этого возникли деструктивные процессы в нравственной и правовой сферах; а Россия стала превращаться в базу криминального мира.

Началось свободное историческое падение России

“Хотели как лучше, а получилось как всегда” – эта фраза, сказанная В.С.Черномырдиным, как нельзя лучше выражает наличие объективной цивилизационной специфики России. Одна из распространенных ошибок – смешение цивилизационной неопределенности с демократическим плюрализмом. Такое смешение как раз и обрекает на неудачу самые благие идеи и проекты. Россия “не танцует” с теми интеллектуальными партнерами, которые навязывают ей чуждый ритм и рисунок танца. Пытаясь искусственно направлять ее то влево, то вправо, в свете новейших мировых идей, интеллектуальные лидеры, как правило, вызывают лишь подпрыгивания и перебирание ног, оказывающиеся движением вспять, топтанием на одном и том же месте, а то и позорным падением на глазах у всего мира.

2. Органон социального самосознания России

Исторический опыт убедительно доказывает, что самосознание содержит в себе объективные константы, которые нельзя игнорировать. Эти константы возникают из идей самосознания, прошедших историческую проверку. Идеи, прошедшие проверку, входят в социальное самосознание как его ипостаси, определяющие складывание традиции духовной жизни.

Сумма ипостасей самосознания и механизм их действия образуют органон самосознания, определяющий нередко скрытую логику массового поведения. На основе органона самосознания и складывается социальная ментальность народа.

Ментальность – это сочетание осознанных принципов поведения и привычных норм, ставших бессознательным правилом жизни, основой предпочтений в ситуации выбора.

Ментальность, как мотив поведения, становится предпосыл-кой массовых реакций на ключевые события, определяющие динамику общественной жизни. Особенность органона само-сознания определяется тем, что он является замкнутым в себе миром объективной виртуальной реальности. Он невидим и между тем действует на поведение людей как реальность.

Для органона характерна постоянная внутренняя работа по приведению идей в определенное соответствие друг с другом, отбору оправданного исторически, отсеиванию субъективного, произвольного.

Органон имеет специфическую структуру, в которой две части: потенциальная и актуальная. Эти части образуют два полюса, между которыми происходит циркуляция приоритетов действующего социального сознания. Циркуляция уводит в историческую тень принципы ипостаси, которые не могут дать позитивного результата здесь и теперь, в данной конкретной ситуации. Однако органон содержит их в себе как потенцию, которая может быть актуализирована в иных обстоятельствах.

Механизмы действия социального самосознания влияют на особенности цивилизационного развития.

На Востоке сложилась духовная традиция, в соответствии с которой ипостаси самосознания обретают выявленную, константную форму и подвергаются сакрализации. В силу этого цивилизация обретает такую стабильность, которая превращается в косность, отторгающую развитие как зло. Достигнутая гармония, обеспечивающая равновесие и воспроизводство форм социальной жизни, воспринимается самосознанием власти как высшее благо, подлежащее сохранению.

На Западе исторически складываются иные механизмы:

 – Эмпирический, основанный на актуализации таких принципов, которые в своей сумме дают интегральный позитивный результат. Это – позиция здравого смысла, соответствующая англо-саксонской модели регулирования общественной жизни;

 – Спекулятивный, определяющий в качестве основания отбора ипостасей бытия Закон отрицания отрицания, сохранения позитивного исторического результата при выходе за рамки данной исторической формы цивилизационного развития. Это – модель германского мира.

В России маятниковые движения социального самосознания ограничивались авторитарным действием сакрализованного общест-венным сознанием индивида. Это прежде всего самодержавный правитель. Самодержец превращается в материализованный органон социального самосознания. Государство и страна отождествляются в таком органоне. Соответственно действующая династия воспри-нимается как основание стабильности исторической судьбы государства, страны и народа.

Характерна и специфика возникающих исторических кризисов такого органона. В качестве иллюстрации следует обратить внимание на кризис российского социального самосознания в начале ХVII в., получивший характерное наименование “Смутное время”. Прерывание династии Рюриковичей, исчезновение законного носителя органона социального самосознания приводят к массовому нарушению правил общественной жизни. Одним из проявлений смуты становится правление Лжедмитрия и Василия Шуйского. Первый нарушал русские обычаи и обряды, короновал Марину Мнишек как царицу, хотя она отказалась перейти в православие. Второй трижды приносил ложную клятву относительно судьбы царевича Дмитрия. Нравственное перерождение “верхов” породило всеобщую смуту, деморализацию, дикие и бессмысленные зверства, всеобщие междоусобия.

Аналогичные явления возникают в ХVIII в., характери-зующемся серией дворцовых переворотов и крестьянским восстанием под руководством Емельяна Пугачёва, объявившего себя царем Петром III и призывавшего свергнуть Екатерину, как якобы незаконно захватившую престол.

Глубокий кризис органона российского социального самосоз-нания, характерный для второй половины XIX – начала XX в., преодолевается специфическим образом в формах марксистско-ленинской идеологии. Идея Москвы как Третьего Рима находит эквивалент в представлении о Советском Союзе как центре мирового коммунистического движения и о Москве как штаб-квартире
III Интернационала. Освящение самодержавной власти транс-формируется в культ генеральных секретарей.

Реставрация органона российского социального самосозна-ния, однако, содержала в себе внутреннее противоречие, которое в конечном счете привело к его разрушению. Основные признаки этого разрушения – разделение общественного и государственного сознания; эрозия представления об экуменической миссии России; исчезновение харизмы верховного правителя.

Как в модернизации, так и в разрушении органона российского самосознания ключевую роль сыграла интеллигенция.

Большинство исследователей истории России считают интеллигенцию специфическим русским феноменом, отличным от западных интеллектуалов, людей, занимающихся преимущественно умственным трудом, высококвалифицированных специалистов – профессионалов в различных сферах.

Специфика российской интеллигенции состоит в том, что она независимо от своей профессиональной подготовки возлагает на себя особую миссию хранителя и распространителя принципов истинной жизни и высшей справедливости. В этом смысле российский интеллигент становится материализованным выражением органона социального самосознания. Интеллигенция в России превращается в самодержца истинного пути. Ее монопольное положение в качестве определителя истины жизни сложилось не сразу. И решающую роль здесь сыграл постепенный переход миссии сакрализации власти от православной церкви к интеллектуальному истеблишменту. Он начался под воздействием реформ Петра Великого и получил свое завершение в XIX в., когда ведущие представители русской интеллигенции превратились в духовных царей общества.

Не случайно Д.Мережковский считал первым русским интеллигентом Петра1). Духовное подвижничество Радищева, Бакунина, Белинского, Герцена, Добролюбова, Чернышевского прокладывало путь к рождению особой социальной миссии интеллигенции. Место И.Тургенева, Ф.Достоевского, Л.Толстого в жизни российского общества было расчищено этой подвижнической деятельностью. Главная функция интеллигенции в России отчасти пророческая. Она обязана предугадывать, предвосхищать и вместе с тем духовно санкционировать истинное будущее, отрицая настоящее, не соответствующее высшей Правде.

Выражает ли эта функция какие-либо исторические реалии и потребности социального сознания?

Безусловно выражает, и этим объясняется столь заметное воздействие выдающихся представителей русской интеллигенции на общественную жизнь. Однако эта функция требует и серьезного анализа. Дело в том, что функция российской интеллигенции отражает своеобразную логику и динамику самосознания, его специфическую способность к самоотрицанию собственных принципов. Речь идет о предугадывании маятниковых движений цивилизационного развития. Поскольку эти предугадывания осуществляются с позиций определения высшей Правды и сакрализации относительных форм общественной жизни, их последовательная реализация, как правило, приводит к серьезным деструктивным последствиям. Все, что не соответствует принципам Абсолютной Правды, должно быть разрушено безжалостно и бескомпромиссно. Этим объясняется и жестокое преследование инакомыслящих, и разрушение исторических символов – будь то храмы или памятники новейшего времени, и массовое переименование улиц и площадей, создающее огромные информационные неудобства и т.д. и т.п. Все это – эпифеномен специфики российского цивилизационного развития. С этим связана и своеобразная экстремистская “логика” социального самосознания, требующая абсолютного выбора следования только одной истине. Тот факт, что исторически национальное сознание объединяет различные и даже противоположные принципы, не является доводом против принципиального экстремизма, который, как представляется, является атрибутом честного сознания. Честное сознание требует либо перевоспитания всех инакомыслящих, либо их изоляции от общества. Как показал жизненный опыт, честное сознание заключает в себе потенциальную возможность постоянной гражданской войны. Историческое движение в его дивергентных проявлениях получает свой эквивалент в органоне социального самосознания и сохраняется в форме виртуальной реальности.

Для того, чтобы нейтрализовать потенциальную угрозу непрерывной гражданской войны, необходима концептуализация механизмов цивилизационного движения, позволяющая нейтрализовать потенциал его деструктивности.

Важным аспектом этой проблемы становится определение наиболее безболезненных механизмов передачи верховной власти в российском обществе. Исторически эта проблема возникает постоянно. Однако подходы к ее решению оказываются неэффективными в силу игнорирования специфики российских механизмов делегирования власти. Россия здесь проявляет свою евразийскую природу. Запад делает акцент на правовых формах, обеспечивающих четкий легитимный механизм вхождения во власть. Восток опирается на религиозный Закон и традицию в передаче власти. Для российского евразийства характерно такое явление, как внутреннее делегирование власти. Это делегирование не совпадает с процедурой выборов, оно не тождественно диктату религиозного закона или традиции. Оно определяется скрытым процессом выделения и признания индивидуальной фигуры, которая воспринимается в качестве потенциального носителя абсолютного авторитета и абсолютной власти. Это массовое признание и делает верховную власть незыблемой. И, напротив, его отсутствие делает верховную власть бессильной.

Делегирование – это и признание, и передача авторитета конкретному лицу, получающему право абсолютной свободы.

Две фигуры в истории России наглядно выявляют действенность этого порядка: это Петр Первый и Екатерина Вторая. Их обычно считают концентрированным выражением европейства. Но это не так.

Делегирование власти по-евразийски – это и интуитивное видение мессианской роли конкретного лица, и полное добровольное ради него самоотречение.

Евразийство России имеет и свою обратную сторону. Поскольку стираются различия между делегированием авторитета и делегированием власти, то исчезают и четко зафиксированные нравственные и внешние юридические формы, их разделяющие. Поэтому свобода легко подменяется произволом власти.

Цивилизационный антипод российского евразийства – это Азиопа. Азиопа вырастает на почве евразийства. Евразийство делает расплывчатыми границы недозволенного и может перерождаться в торжество Азиопы, попрание морали и Закона. Азиопа ведет к искажению и западной, и восточной государственных традиций. Западное понимание свободы подменяется оправданием своеволия, а диктатура традиции в восточном ее понимании заменяется легитимацией диктатуры деспота.

Внешний признак Азиопы – это всплытие на поверхность общественной жизни массы ничтожных лидеров и правителей. Им дружно приписываются высокие качества, которых они в действительности не имеют. Это порождает такую систему отношений в структурах государственной власти, которая ведет к их тотальному засорению.

То обстоятельство, что в России не получила закрепления в общественном самосознании необходимость легитимизации безличных механизмов цивилизационного движения, делает закономерным спорадическое возникновение под влиянием разного рода псевдопророков духовных дезориентаций, сопровождающихся массовым попраниям правовых и нравственных основ цивилизованной власти.

Говоря о фундаментальных проблемах современной России, аналитики, как правило, не затрагивают ключевых проблем, от решения которых зависит естественное сочетание российской ментальности с требованиями информационной Галактики.

Получила распространение точка зрения, согласно которой перед Россией сегодня стоит скромная задача превращения в “нормальную цивилизованную страну”. Эта точка зрения высказывалась и представителями государственной элиты, и лидерами политических партий, и известными членами научного истеблишмента. Это и привело к слому цивилизационного стержня России как якобы ненормальной страны.

Следует в этой связи заметить, что вряд ли кому-либо известны критерии так называемой “нормальной цивилизации”. На земном шаре, согласно А.Тойнби, насчитывается 21 цивилизация. Все они кажутся нормальными своему населению и чем-то ненормальными для народов иных цивилизаций.

Россия обрела свою цивилизационную определенность, которая во многом обусловлена ее геополитическим положением.

Так возникла парадигма мультицивилизационного взаимодействия. Она складывалась на основе фактического смешения трех главных этнических элементов: славянских племен; нордических пришельцев, сыгравших ключевую роль в государственном формообразовании страны; монголо-татарского элемента, длительное присутствие которого не могло не оказать влияния на создание российского этнического сплава. Именно этот этнический сплав и стал предпосылкой последующих волн этнической ассимиляции. Эти волны включали в себя как западноевропейские этнические элементы, так и элементы регионов Юга и Востока Евразии.

Взаимодействие разнородного определялось исторической выгодой симбиоза этносов и культур на огромных пространствах. Это создавало совершенно уникальные возможности для разделения труда и использования различных ресурсных возможностей. Человек, принадлежавший России, становился гражданином огромного мира, сохранявшегося благодаря наличию прочного государственного порядка. Эта специфика исторической эволюции России предопределила возникновение внутренней информацион-ной структуры Духа России, возникшей на основе византийской традиции, переросшей в евразийскую.

Евразийство в России – это не механическое сочетание принципов жизни географической Европы и географической Азии. Это – синтез различных типов ментальности, вошедший в органон российского самосознания.

Эрозия цивилизационного кода России, которая подчас трактовалась как утверждение свободы и индивидуализма, в действительности означала разрушение общих ориентаций, обусловливающих относительную гармонию отношений.

Русский человек сформирован в специфической общинной ментальности. Эта ментальность, меняя историческую форму, сохраняет свое содержание в идеях соборности. С этими идеями связаны и определенные ритуалы, символы, выражающие приоритетную ценность постоянного поддержания конструктивного взаимодействия внутри различий социального целого, ощущения силы каждого, исходящей из общего истока. Органон самосознания поставляет те невидимые истины, которые определяют социальные предпочтения людей.

Невидимая истина – это способность находить гармонию казалось бы исключающих друг друга частей. Она выражает взаимную зависимость в решении фундаментальных проблем выживания.

Разрушение традиционного цивилизационного кода, вызванного внедрением идеологии индивидуализма, породило целый ряд неожиданных следствий.

Цивилизационный код заключает в себе понимание “ауры” человека, являющейся идеальным расширением его Я.

С наличием цивилизационного кода, как суммой признанных в данном обществе принципов, правил жизни и поведения, неразрывно связана определенность личности как информацион-ного поля, характером которого определяется позитивное или негативное к нему отношение. В обыденном языке это информационное поле имеет свой эквивалент – манера поведения.

Манера поведения несет информацию, которая наполняет конкретным содержанием понятие “лицо” индивида. Это те специфические качества, которые делают индивида приемлемым для взаимодействия.

Эрозия органона социального самосознания приводит к актуализации всех его основных носителей, выявляющей их несовместимость. Эту актуализацию подчас представляют как реализацию принципа демократического плюрализма. В действительности же речь идет о дезинтеграции общего кода цивилизационного поведения.

Решение любой проблемы теперь обрастает массой дополнительных трудностей. Даже движение по улицам города, в общественных местах становится проблемой, поскольку отсутствует добровольная координация, основанная на существовании общего согласия и знания того, что такое согласие существует.

Приходится сталкиваться с массовым нарушением универсального цивилизационного правила, согласно которому индивид, желающий заслужить уважение, должен искать его у других, а не выказывать уважение к самому себе.

Нарушение этого правила порождает массу индивидуальных культов, связанных с неадекватными самооценками и необоснованными требованиями и претензиями к окружающим.

Так складывается ситуация, при которой “Смутное время” может стать константой исторической жизни России в ее завершающей стадии.

*   *   *

Очевидно, что обращение к историческим фактам, связанным с генезисом самосознания России, обретает не только академическое, но и актуальное практическое значение. Было бы, конечно, нелепо навязывать современной России архаические представления. Однако, как показывают факты, история присутствует в нас, и мы не можем выбросить ее за борт, не разрушив жизнь общества.

Действительный вопрос сегодня стоит так: возможно ли эффективное взаимодействие двух различных духовных Галактик – цивилизационной и информационной? В цивилизационной Галактике находятся отдельные народы, в информационной – представители различных народов. Стало быть, хотя эти две галактики отличаются друг от друга, но они имеют и точки пересечения.

Вместе с тем естественное включение России в информа-ционную Галактику влечет за собой ревизию одной из фундамен-тальных ипостасей российской ментальности: убеждения в том, что существует абсолютная истина социального бытия и что эта истина одна. Соответственно должен быть и единственный ее хранитель. Это представление не только затрудняет нормальное вхождение в инфор-мационную Галактику, но и делает невозможным подлинное освое-ние демократических ценностей, признание принципа компромисса как фундаментального принципа общественной жизни.

Это затрагивает и сферу духовной жизни. Мы не можем отбросить органон российского самосознания. Но очевидно и то, что его постулаты, ориентация на мессианское, пророческое видение действительности не могут соответствовать корректным расчетам, связанным с анализом экономических, экологических, энергетических, сырьевых, демографических реалий и возможных последствий тех или иных вариантов практических действий.

Анализ генезиса самосознания подталкивает к выводу о необходимости выявления специфики истины в области гуманитарного знания. Это не только истина описания факта и закона, но и истина внутреннего состояния субъекта.

Субъект в состоянии выбора знает неопределенность свободы. Преодоление этой неопределенности требует двух опор – исторического опыта и адекватной информации о данной ситуации. И вместе с тем акт знания – это всегда творческий процесс, созидание истины жизни.

Обыденным сознанием “лицо” цивилизации воспринимается как сумма ее внешних черт. Соединенные Штаты Америки, например, отождествляются с небоскребами и автострадами, а племя пигмеев в Африке – с примитивными хижинами, имеющими крыши из пальмовых листьев.

Научное понимание цивилизации предполагает определение того пути, которым следует данный народ в истории, и оценку его адекватности с точки зрения исторического творчества и выживания.

(1999 г.)